Про четыре сольдо Федор расслышал хорошо и намек понял.
И пошел договариваться о спонсорской помощи прокуратуры районной больнице.
Республиканский прокурор план Федора одобрил и выписал всей прокуратуре премию по итогам года. Премию срочно выдали, потом собрали, посчитали — мало. Тогда прокуратуре выписали премию по итогам года, который вот сейчас, в январе, только думал начинаться. Собрали еще раз — вроде нормально. И торжественно передали в больницу в честь Рождества Христова.
Хирург хмыкнул и написал свое заключение про сучок, попавший в лоб начальнику спорткомитета. Расписал от души, еще и поглумился: навылет ветка никак пройти не могла, она как раз застряла в голове у спорткомитета, и выпиливали ее оттуда высокохудожественно, можно Нобель давать в области достижений медицины или на крайний случай за литературу, хорошо получилось.
А уж после праздников вышла местная пресса с несколькими как бы не связанными друг с другом рассказами: отдельно про то, как спорткомитет пропагандирует ЗОЖ (с портретом героического Степана Васильевича, лютого поборника трезвости), отдельно — про хирурга с большой буквы Х, за что ему отличника здравоохранения вручили с грамотой и памятной медалью, отдельно — про сплоченный коллектив прокуратуры, решивший под воздействием повышенной нравственности пожертвовать свою честно заработанную премию во славу божью под светлый праздник Рождества Христова на спасение души и тела сирых сих в рамках районной больницы, ибо кто, если не мы — с портретом республиканского прокурора.
А амбициозному молодому Федору поручили тихо и быстро разыскать Витька и вернуть помощника прокурора на рабочее место, желательно приведя его в чувство. Витек, как и следовало ожидать, неделю гонял белогорячечных чертей у себя в гараже, Федор его оттуда аккуратно извлек и передал на условиях полного сохранения тайны вкладов спецам районной больнички на предмет кодирования.
Много лет спустя, уже отсидевший Федор встретил Витька в Генке. Витек добро помнил и дал Федору практический совет: все зло в Фединой жизни — из-за того, что он непьющий. И из прокуратуры его поэтому уволили, и посадили за это — подозрительный. Не поспоришь тут, и Федор спорить не стал. Витек спросил между прочим, куда делось тогда его дело, под грифом ДСП, которое хранилось у Федора в сейфе. Судьба его, кстати, осталась неизвестной: при увольнении Федор попытался отдать его смежникам, но те отбрехались. Так и оставил в сейфе, может, и сейчас лежит.
А Степан Васильевич почил на следующее Крещенье — больше года покуролесил после сучка, но угорел на оздоровительной работе в бане после купели. Не жалели себя люди.
А вот еще случай у Федора был.
Ранее летнее утро, суббота, спальный район столицы национальной республики в Поволжье. Скажем прямо — Чебоксары. Панельные девятиэтажки, перед домами палисадники, и вот в одном из палисадников лежит труп юноши лет восемнадцати. Лежит в следующей позе: на животе, одна нога загнута назад и накинута с ноги на горло петля — поза типа ласточки. Руки связаны сзади, штаны спущены, ягодицы оголены. Петелечка горизонтальная, замкнутая, не прерывистая, и присутствуют все признаки удушения. Причем удушения именно в этом положении. Ранние признаки трупного окоченения. Трупные пятна расположены внизу трупа, признаков волочения нет, признаков изменения позы трупа нет. То есть он умер именно в этой позе.
Начинается опрос соседей, находят соседку, которая слышала крики, похожие на “хватит-хватит”, потом хрипы. Что это? Убийство.
И очень похоже на почерк ментов — он же ласточкой связан, как они практикуют. Изымают телефон, начинают изучать контакты погибшего, а труп увозят на судмедэкспертизу.
Звонит судмедэксперт, говорит: пацаны, он у вас того… Задний проход зияет, капсула багрово-синяя, то есть погибший при жизни был убежденным пассивным педерастом, практиковавшим это дело не один год.
Федор тогда неопытный еще был, обрадовался. Мол, это интимное обстоятельство сузит круг поисков.
Ан нет. Хрен наны по всей морде.
Стали изучать телефонные контакты потерпевшего — а номера у него почти все с женскими именами, с полтысячи. Это привело Федора в некоторое недоумение, и группа стала прозванивать номера. Звонят Вике — а попадают на Виктора. Быстро выяснили, что имена женские, может, и души женские, и гендерно граждане себя определяли как женщины, но на самом деле это мужчины. Со всеми первичными половыми признаками. Многие женатые, многие счастливо женатые, многие имеющие детей и многие — работающие в государственных структурах. В том числе силовых. Выяснилось, что порицаемая церковью страсть обуяла самые разные слои населения, в том числе республиканский истэблишмент.
Никто из допрашиваемых не взял адвоката. Не надо, говорят, нам адвокатов и лишних ушей.
Приносили свои телефонные книжки, рассказывали о своих контактах. И круг подозреваемых оказался у Федора такой, что в жизни у него такого не было.
И вот выходят в конце концов на некоего Мишу. На него дает показания бомжеватый парень, который с Мишей познакомился и встречался в самом центре города, в сквере Чапаева. А в сквере Чапаева хорошо — кусты, скамейки, тепло, пивные ларьки, рыбка, мужики душевные и полный голубой огонек. Выходит Федор на Мишу, пытается вызвать его на допрос — а он дерзкий. Орет и на следователя, и на прокурора Федора — вы кто такие, говорит, вообще? Оказывается — начальник одного городского УВД.