Русь сидящая - Страница 25

Аркадий написал: “Какие у тебя красивые волосы. Темно-рыжие, как я люблю. А еще веселые глаза, рыжие брови, ресницы, конопушки и еще руки. Как я люблю. Ты красивая”.

“Нет”, написала Мила честно. “Я очень большая”, и прислала свою фотографию в полный рост. В любимом сарафане, полупрозрачном, но с нижней юбкой и в лифе. Она стеснялась его носить, но сфоткала в нем себя сама, сильно снизу, и пригодилось. “Красивой женщины много не бывает”, ответил Аркадий. Ну и понеслось.

Она рассказала Аркадию о себе все. Как тяжело ей живется на белом свете, какие козлы окружают ее на работе, какие неблагодарные и злые одноклассники, про замученную и недобрую маму рассказала — она хорошая, но недоверчива к мужчинам и много работает в районной библиотеке, а там все старые и странные и одни тетки в чалмах и беретках. Про собачку Тяпу рассказала и прислала ее смешную фотку, и даже про свою мечту — скопить денег на операцию в Израиле, у нее уже почти получилось, она уже списалась с госпиталем Тель ха-Шомер по замене участков тромбированных артерий. И почки еще, но ей хватает на лечение, она летом уже едет туда, вернется новенькой и совсем здоровой, она копила всю сознательную жизнь. И вот еще фотография со смешным Тяпой.

И тут вдруг Аркадий замолчал. Его не было неделю. Мила сходила с ума. Мила вспомнила про одноклассницу — ее парень, кажется, сидел в той зоне, а может, рядом где. Мила списалась с одноклассницей, купила торт и бутылку мускатного и направилась на разговор.

Одноклассница сказала, что зеки народ ненадежный, обосрала бывшего парня, потом выпила и подобрела. Подумав и посмотрев внимательно на Милу, сказала, что чудеса бывают. И позвонила Петрухе. Петрухе-Семь-Ходок-Три-Побега.

Петруха задал много разных вопросов. По каким статьям Аркадий сидит? Почему в строгой зоне за растрату, которой, как говорил Аркадий, и не было вовсе? Какой суд присудил Аркадию за растрату девять лет? Сколько ему до звонка? Полгода до звонка? Очень интересно. Держи в курсе, Мила. Чмоке.

Не понравился Миле Петруха — человек он злой и циничный, сразу видно, что крепко битый жизнью, и любви, наверное, не встречал такой, как у Аркадия с Милой, вот и не доверяет никому.

Но телефонный номерок Петрухи записала. Мало ли — за советом и такому можно позвонить.

И тут вдруг приходит этой ночью Миле тревожное письмо от Аркадия. “Любимая моя Мила, мы с тобой можем и не встретиться никогда. Мысль об этом разрывает мне сердце. Администрация раскручивает меня на новый срок, я буду сидеть дальше, хоть и думал, что увидимся мы с тобой через полгода и заживем по-людски, а может, Бог и ребеночка нам с тобой пошлет. Но не суждено, видно, этим мечтам сбыться, отправляют меня на крытую тюрьму. Если сможешь — помоги мне, Мила, Милочка ты моя родная. Ради деток наших будущих помоги. Переведи 20 тысяч долларов на счет номер 987654321, выкупи ты меня у людоедов этих, а уж я тебе отпашу, отработаю, век воли не видать, только бы быть с тобой рядом, всей жизни моей любовь ненаглядная. Вечно твой Аркаша”.

Еле дождалась утра Мила, чтобы побежать в Сбербанк и перевести на этот чертов счет номер 987654321 эти несчастные 20 тысяч долларов в рублевом эквиваленте, что всю жизнь копила Мила себе на операцию в израильском госпитале Тель ха-Шомер. И побежала бы Мила к девяти утра, если бы этот Петруха не позвонил бы сам, чертов кот.

— А что, — спросил он Милу, услышал ее взволнованный рассказ, — ему сколько до конца срока-то оставалось, Аркадию твоему?

— Пять месяцев и 28 дней, — отрапортовала Мила.

— Хм. Открываем Уголовно-исполнительный кодекс, Мила. Читаем, учим. Чего так внезапно-то за полгода до звонка? Нестыковка выходит. И другие нестыковки есть. Что так внезапно? Он говорит не про новое уголовное дело, а он говорит, что уедет на крытую тюрьму. А ведь те, кто уезжает на крытую тюрьму, им просто меняют условия отсидки, а не срок. И есть другие несостыковки. Имеет место разводилово, Мила. Разводит он тебя чисто на баблос.

Мила, конечно, таким словам не поверила. Да и кто такой этот Петруха-Семь-Ходок-Три-Побега? Она его знать не знает, а Аркаша — вот, весь как на ладони, посажен нынче в строгие условия содержания, и нет у него на свете ни одной родной души, кроме Милы.

Не то чтобы Мила задумалась, нет. Просто выбил ее из сил этот Петрухин звонок. Села, чайку свежего заварила. В конце концов, Сбербанк и в 11 утра будет работать, какая разница, через час или через два Аркашиным супостатам деньги придут.

Еще звонок. Одноклассница та, змея подколодная, позвонила.

— Петруха Аркадия твоего пробил. Он игровой пацан. Не дури, девка. Он реально вперся на деньги и на интерес. Там на зоне перед игрой садишься и говоришь: играем на столько-то денег, отдаю такого-то числа. Если не возвращаешь проигранное в честной игре, то тебя объявляют фуфлыжником и считают хуже пидора — уезжает такой в гарем и там живет. Уважительная причина — смерть. Это святое. Хоть папа римский за тебя вступится — все равно. И кто на это попал, тот всеми правдами и неправдами пытается найти деньги. Есть защита: резко переметнуться на стороны администрации, ей нужны такие чуваки, но это оттягивание решения проблемы, а не ее решение. И это совсем уж мерзкий поступок, за администрацию вписываться. За долг бросаются на запретку под автоматы. И этот твой Аркаша начал тебя, честную девушку, на бабло разводить.

Мила, конечно, ни в какую. Не может такого быть! У него ко мне реальное чувство! Он не может оказаться таким негодяем, чтоб ему только деньги были нужны!

Но в Сбербанк в тот день не пошла. С утра не успела за этими погаными разговорами, а с обеда ей было на смену заступать. Потом дежурство. Потом вырубилась намертво. Зашла в почту — еще письмо. От незнакомого какого-то человека, который пишет ей по просьбе Аркадия, как плохо ему в СУСе, как мучают его там и как деньги ему остро необходимы.